«Грузины не едят мороженого»: Владимир Набоков как медиум и ясновидец

Писатель Владимир Набоков.

Фото: GLOBAL LOOK PRESS

Главной темой Владимира Набокова в искусстве была тема принца в изгнании. Именно таким, скорее всего, он себя и воспринимал. Мало того, что он родился в богатейшей семье и жил в огромном доме на Большой Морской, — он еще и получил от дяди персональное наследство, сегодня исчислявшееся бы в многих миллионах долларов. Плюс огромное имение Рождествено. А было ему в тот момент 17 лет, и казалось, что перед ним расстилается огромная, беззаботная жизнь, полная стихотворений и экспедиций за бабочками (это была его главная страсть с детства). Но не прошло и пары лет, как он лишился сперва денег, а потом и Родины, и был вынужден жить в эмиграции почти нищим. А потом потерял и отца, который с детства был ему лучшим другом: Владимир Набоков-старший был убит на лекции Павла Милюкова. Мишенью террористов был не он, а сам Милюков; Владимир Дмитриевич схватил нападавшего, отвел дуло от лектора, но ему в спину выстрелил второй покушавшийся…

Эти мотивы - потерянного рая, изгнания, богатства, которое осталось только внутри (воспоминания, фантазия, тысячи прочитанных книг и тысячи строк, которые ты можешь написать сам) - у Набокова возникали сплошь и рядом. В 30-е (когда был написан самый важный русский роман, «Дар», с его героем, Федором Годуновым-Чердынцевым, бедным, гордым и талантливым поэтом), в 50-е (когда вышла «Лолита», где романтический герой, с презрением относящийся к обывателям, сам оказывается с невыносимой гнильцой) и в 60-е (когда все это превратилось в грандиозную пародию, «Бледный огонь», последний набоковский шедевр).

А в целом его жизнь была не так уж богата событиями. Он описывал ее как четыре витка спирали: первый - Россия; вторая - жизнь в Европе после эмиграции; третий - Америка, куда он уехал в мае 1940-го, за три недели до входа немецких танков в Париж; четвертый - Швейцария (последние годы жизни, когда о деньгах благодаря «Лолите» уже можно было не заботиться, он провел в роскошном отеле в Монтрё). С 1925 года и до своей смерти он был женат на одной женщине, Вере, которой посвящал почти все свои романы. Романов было 16 - восемь, написанных по-русски и восемь, написанных по-английски. Плюс по одному неоконченному, на том и другом языке. Симметрично, как крылья бабочки.

Последние годы жизни Набоков провел в швейцарском Монтре. У отеля теперь стоит памятник писателю.

Фото: GLOBAL LOOK PRESS

«Я вернусь к тебе, как Гарри и Кувыркин»

Набоков декларировал свою нерелигиозность, не принадлежал ни к какой церкви («не желаю участвовать в организованных экскурсиях по антропоморфическим парадизам»), и как бы не верил в загробную жизнь («заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь – только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями»). При этом он, конечно, был мистическим писателем: герои его произведений постоянно передают приветы с того света, а для кого-то смерть и вовсе оказывается выходом в лучший мир. Да и наша реальность устроена так сложно, что лучше это слово писать в кавычках.

Отдельно занимали Набокова сны, время, а также то, что можно назвать ясновидением. В «Других берегах» он описывал такой случай: ребенком после болезни лежал в кровати, и вдруг, когда нашло «блаженное чувство легкости и покоя», увидел, как мать покупает ему на Невском в магазине писчебумажных принадлежностей карандаш, причем почему-то столь маленький предмет за ней вынужден нести слуга. Мысленно он проследил путь матери до дома, причем видел и ощущал все отчетливо, в малейших подробностях - и тут она вошла в комнату на самом деле, и подарила Володе полутораметровый карандаш, который висел в витрине лавки в рекламных целях и на который он давно заглядывался.

В его романе «Подвиг» герою-подростку снится, как ему говорят, что грузины не едят мороженого; проходит много лет, в романе появляется персонаж по фамилии Грузинов и в разговоре впроброс сообщает, что не ест мороженого (значение этой детали расшифровывайте сами). Неудивительно, что Набоков был очарован книгами Джона Уильяма Данна, ирландского инженера, утверждавшего в своих книгах, что людям снятся не только события прошлого, но и грядущего. Потому что прошлое, настоящее и будущее происходят одновременно, а мы этого не замечаем, — так что вещие сны не выдумка, а научный факт, просто с трудом объяснимый. Самому Данну, например, снились крушения поездов и авиакатастрофы, о которых он потом читал в газетах, причем все подробности совпадали. В 60-е Набоков поставил над собой эксперимент «по Данну»: записывал все свои сновидения тотчас по пробуждении, а потом пытался выявить случившиеся позже события, которые им соответствовали. Это описано в книге «Я/сновидения Набокова», вышедшей у нас пару лет назад под редакцией набоковеда Геннадия Барабтарло.

Эксперимент вышел не особо удачным, хотя… Однажды Владимир Владимирович увидел во сне русскую женщину, спрашивавшую, нравится ли ему в Сен-Мартэне и не придал этому значения - не подозревая, конечно, что через несколько лет сперва тело его хорошей знакомой, а потом и его собственное кремируют в похоронном заведении под таким названием.

Кстати, еще один вещий сон приснился Набокову в юности: в 1916 году он увидел во сне своего только что умершего дядю, того самого, кто оставил ему огромное состояние. Он пробормотал: «Я вернусь к тебе как Гарри и Кувыркин». 42 года спустя потерянное из-за революции состояние восстановилось - не в последнюю очередь благодаря продюсерам Джеймсу Гаррису и Стэнли Кубрику, купившим у писателя права на экранизацию «Лолиты».

Владимир Набоков в 1957 г.

Фото: GLOBAL LOOK PRESS

Пошлый Чайковский и великая Монро

Принцы часто бывают высокомерны, и именно в высокомерии обвиняли и продолжают обвинять Набокова те, кто его не любит. Мало кто из писателей так увлеченно и так эффектно громил творчество тех своих предшественников, которые ему не нравились. Он с презрением относился к «Литературе Больших Идей» - «дребедени», которая «подается в виде громадных гипсовых кубов, которые со всеми предосторожностями переносятся из века в век, пока не явится смельчак с молотком и хорошенько не трахнет по Бальзаку, Горькому, Томасу Манну». «Набоков демонстрирует едва ли не самую обескураживающую склонность к высокомерному презрению, какую можно встретить в сфере серьезной литературы» - писала Джойс Кэрол Оутс.

КОГО ОН РАЗНОСИЛ…

Иоганн Вольфганг фон Гете. «Надо быть сверхрусским, чтобы почувствовать ужасную струю пошлости в «Фаусте».

Федор Достоевский. «Писатель не великий, а довольно посредственный, со вспышками непревзойденного юмора, которые, увы, чередуются с длинными пустошами литературных банальностей».

Максим Горький. «Художественный талант Горького не имеет большой ценности. Но он не лишен интереса как яркое явление русской общественной жизни».

Борис Пастернак. «Пастернак - поэт, а не прозаик. Как роман «Доктор Живаго» - ничто. Мелодраматичный и отвратительно написанный. По сравнению с Пастернаком мистер Стейнбек - гений… Как переводчик Шекспира [Пастернак] очень плох».

Томас Манн. «Крошечный писатель, писавший гигантские романы»

Жан-Поль Сартр и Альбер Камю. «Ничтожные баловни западной буржуазии… Стыдно, что [бельгийского писателя Франца Элленса] читают меньше, чем чудовищного мсье Камю и еще более чудовищного мсье Сартра... [С некоторыми писателями] вроде Ильи Эренбурга, Бертрана Рассела и Ж.-П. Сартра, я не согласился бы участвовать ни в каких фестивалях или конференциях».

Эрнест Хемингуэй. «Детский писатель… Современный заместитель Майн-Рида. Он создал несколько замечательных вещей. Но его длинные романы - «По ком звонит колокол» и другие, — мне кажется, они ужасны».

Хорхе Луис Борхес. «От его рассказов остается ощущение, что стоишь перед портиком грандиозного здания, а потом понимаешь, что здания за ним нет».

Евгений Евтушенко. «Я познакомился с его творчеством. Оно вполне второразрядно».

Петр Чайковский. «Создатели либретто, эти зловещие личности, доверившие "Евгения Онегина" или "Пиковую даму" посредственной музыке Чайковского, преступным образом уродуют пушкинский текст… Чудовищное и оскорбительное либретто оперы Чайковского [«Евгений Онегин»] живет благодаря музыке, чья приторная пошлость преследовала меня с тех самых пор, как я кудрявым мальчиком сидел в бархатной ложе».

…И КОГО ПРЕВОЗНОСИЛ

Уильям Шекспир. «Языковая ткань Шекспира – высшее, что создано во всей мировой поэзии, и в сравнении с этим его собственно драматургические достижения отступают далеко на второй план. Не в них сила Шекспира, а в его метафоре».

Лев Толстой. «Толстой - непревзойденный русский прозаик. Оставляя в стороне его предшественников Пушкина и Лермонтова, всех великих русских писателей можно выстроить в такой последовательности: первый - Толстой, второй - Гоголь, третий - Чехов, четвертый - Тургенев. Похоже на выпускной список, и разумеется, Достоевский и Салтыков-Щедрин со своими низкими оценками не получили бы у меня похвальных листов».

Николай Гоголь. «Самый необычный поэт и прозаик, каких когда-либо рождала Россия… В худших своих проявлениях, например в украинских вещах, он никчемный писатель, в лучших – он ни с кем не сравним и неподражаем».

Марина Цветаева. «Гениальная поэтесса».

Осип Мандельштам. «Он был удивительным поэтом, величайшим из тех, кто пытался выжить в России при советском режиме, – которого хамское и слабоумное правительство преследовало и умертвило-таки в далеком концлагере. [Его] стихи (…) – восхитительные образцы высот и глубин человеческого разума».

Илья Ильф, Евгений Петров, Юрий Олеша, Михаил Зощенко. «Они [в СССР] смогли опубликовать ряд первоклассных произведений. Это были люди невероятно одаренные».

Мэрилин Монро. «Мисс Монро - одна из величайших комедийных актрис нашего времени».